стихи для настроения

Еще Левитанский:

Всего и надо, что вглядеться, — боже мой,
всего и дела, что внимательно вглядеться, —
и не уйдешь, и никуда уже не деться
от этих глаз, от их внезапной глубины.

Всего и надо, что вчитаться, — боже мой,
всего и дела, что помедлить над строкою —
не пролистнуть нетерпеливою рукою,
а задержаться, прочитать и перечесть.

Мне жаль не узнанной до времени строки.
И все ж строка — она со временем прочтется,
и перечтется много раз, и ей зачтется,
и все, что было в ней, останется при ней.

Но вот глаза — они уходят навсегда,
как некий мир, который так и не открыли,
как некий Рим, который так и не отрыли,
и не отрыть уже, и в этом вся печаль.

Но мне и вас немного жаль, мне жаль и вас,
за то, что суетно так жили, так спешили,
что и не знаете, чего себя лишили,
и не узнаете, и в этом вся печаль.

А впрочем, я вам не судья. Я жил как все.
Вначале слово безраздельно мной владело.
А дело после было, после было дело,
и в этом дело все, и в этом вся печаль.

Мне тем и горек мой сегодняшний удел —
покуда мнил себя судьей, в пророки метил,
каких сокровищ под ногами не заметил,
каких созвездий в небесах не разглядел!

то делать, мой ангел, мы стали спокойней,
мы стали смиренней.
За дымкой метели так мирно курится наш милый Парнас.
И вот наступает то странное время иных измерений,
где прежние мерки уже не годятся — они не про нас.

Ты можешь отмерить семь раз и отвесить,
и вновь перевесить,
и можешь отрезать семь раз, отмеряя при этом едва.
Но ты уже знаешь, как мало успеешь
за год или десять,
и ты понимаешь, как много ты можешь за день или два.

Ты душу насытишь не хлебом единым и хлебом единым,
на миг удивившись почти незаметному их рубежу.
Но ты уже знаешь,
о, как это горестно — быть несудимым,
и ты понимаешь при этом, как сладостно, — о, не сужу!

Ты можешь отмерить семь раз и отвесить,
и вновь перемерить,
и вывести формулу, коей доступны дела и слова.
Но можешь поверить гармонию алгеброй
и не поверить
свидетельству формул —
ах, милая алгебра, ты неправа!

Ты можешь беседовать с тенью Шекспира
и с собственной тенью.
Ты спутаешь карты, смешав ненароком вчера и теперь.
Но ты уже знаешь,
какие потери ведут к обретенью,
и ты понимаешь,
какая удача в иной из потерь.

А день наступает такой и такой-то,
и с крыш уже каплет,
и пахнут окрестности чем-то ушедшим, чего не избыть.
И нету Офелии рядом, и пишет комедию Гамлет
о некоем возрасте, как бы связующем быть и не быть.

Он полон смиренья, хотя понимает,
что суть не в смиренье.
Он пишет и пишет, себя же на слове поймать норовя.
И трепетно светится тонкая веточка майской сирени,
как вечный огонь над бессмертной и юной

Лучше тебе не знать из каких глубин
добывают энергию те, кто отчаянно нелюбим,
кто всегда одинок словно Белый Бим
Черное ухо;
как челюскинец среди льдин -
на пределе слуха -
сквозь шумной толпы прибой
различить пытается хоть малейший сбой
в том как ровно, спокойно, глухо
бьется сердце в чужой груди.

Лучше тебе не знать из каких веществ
обретают счастье, когда тех существ,
чье тепло столь необходимо,
нету рядом; как даже за барной стойкой
одиночество неубиваемо настолько,
настолько цело и невредимо,
что совсем без разницы сколько
и что ты пьешь -
ни за что на свете вкуса не разберешь,
абсолютно все оказывается едино;
и не важно по какому пути пойдешь,
одиночество будет необходимо,
в смысле - никак его не обойдешь.

Лучше тебе не знать из каких ночей
выживают те, кто давно ничей;
как из тусклых звезд, скупо мерцающих над столицей,
выгребают тепло себе по крупицам,
чтоб хоть как-то дожить до утра;
лучше не знать как им порой не спится,
тем, кто умеет читать по лицам -
по любимым лицам! -
предстоящий прогноз утрат.
Тем, кто действительно будет рад,
если получится ошибиться.

Лучше тебе не знать тишины, говорить, не снижая тона,
лишь бы не слышать в толпе повсеместного стона:
чем я ему так нехороша?
чем я ей столь не угоден?
Громкость - самая забористая анаша,
лучшая из иллюзий, что ты свободен;
и ещё – научись беседовать о погоде,
способ всегда прокатывает, хоть и не нов,
чтоб любой разговор вести не спеша,
лишь бы не знать из каких притонов - самых безрадостных снов -
по утрам вытаскивается душа.

Лучше тебе не видеть всех этих затертых пленок,
поцарапанных фотографий -
потому что зрачок острее чем бритва;
лучше не знать механизм человеческих шестеренок,
у которых нарушен трафик,
у которых не жизнь, а сплошная битва -
и никто не метит попасть в ветераны:
потому что их не спасет ни одна молитва,
никакой доктор Хаус не вылечит эти раны.

Лучше тебе не знать ничего о них, кроме
факта, что те, кто всегда живут на изломе,
отлично владеют собой и не смотрятся лживо,
если хохочут, будто закадровым смехом в ситкоме;
что те, кто всегда веселы, и ярко сияют, и выглядят живо –
на деле
давно
пребывают
в коме.

Микеров

Очень нравится...

Отвези меня к морю, пожалуйста. Море лечит.
Обнимает меня за шею и лижет плечи,
Разливается синей гладью своей раздольно
И штормит, когда уж совсем нестерпимо больно.

Море все понимает, раны мои рубцует,
Оно тянет меня ко дну, а само танцует,
Разбивает волны о тихий песчаный берег,
Усмиряет меня во время моих истерик,

Море топит в себе обиды и поражения,
Оно дарит надежду и новое вдохновение,
Открывает свои объятия мне навстречу.
Отвези меня к морю, пожалуйста. Море лечит.
Евгения Вербицкая

С точки зрения осени, мир — это стылый ветер,
метаморфоза жёлудя
и пестрота зонтов…
Это тебе показалось, что ты не один на свете.
Просто принять обратное ты ещё не готов.

Лагерта: Отношения

понравилось

А хочешь я приду к тебе во сне ?
Тихонечко присяду у подушки...
А ты заулыбаешься, вдруг, мне.
А я, твое дыханье буду слушать.
Увижу, как нахмуришься еще,
Но вдруг, во сне, чему то улыбнешься.
И положу я руку на плечо ,
А ты, щекой к ней нежно прикоснешься.
Я верю, что увидишь ты во сне,
И вдруг поймешь, что, вот сейчас я — рядом.
И будешь думать только обо мне,
Лишь сердцем ощущая мои взгляды.
А хочешь, я приду к тебе во сне?
Ведь, в жизни, не сумею это сделать.
И нет меня, давно в твоей судьбе.
Я лишь приснюсь, чтобы тебя проведать!

Мне говорят:
нету такой любви.
Мне говорят:
как все,
так и ты живи!
Больно многого хочешь,
нету людей таких.
Зря ты только морочишь
и себя и других!
Говорят: зря грустишь,
зря не ешь и не спишь,
не глупи!
Всё равно ведь уступишь,
так уж лучше сейчас
уступи!
...А она есть.
Есть.
Есть.
А она - здесь,
здесь,
здесь,
в сердце моём
тёплым живёт птенцом,
в жилах моих
жгучим течёт свинцом.
Это она - светом в моих глазах,
это она - солью в моих слезах,
зренье, слух мой,
грозная сила моя,
солнце моё,
горы мои, моря!
От забвенья - защита,
от лжи и неверья - броня...
Если её не будет,
не будет меня!
...А мне говорят:
нету такой любви.
Мне говорят:
как все,
так и ты живи!
А я никому души
не дам потушить.
А я и живу, как все
когда-нибудь
будут жить!

Иногда хочется быть такой женщиной-женщиной.
Звенеть браслетами. Поправлять волосы, а они чтоб все равно падали.
Благоухать «Герленом», теребить кольцо, пищать: «Какая прелесть!».
Мало есть в ресторане: «Мне только салат».
Не стесняться декольте, напротив, расстегивать совсем не случайно верхнюю пуговочку.
Привыкнуть к дорогим чулкам и бюстгальтеры покупать только «Лежаби».
Иметь двух любовников, легко тянуть деньги.
«Ты же знаешь — я не хожу пешком».
«Эта шубка бы мне подошла»…
Не любить ни одного из них.
«И потом, в гробу, вспоминать — Ланского».
А иногда хочется быть интеллигентной дамой.
Сшить длинное черное платье.
Купить черную водолазку, про которую Татьяна Толстая сказала, что их носят те, кто внутренне свободен.
Если курить, то непременно с мундштуком, и чтоб это не выглядело нелепо.
Иногда подходить к шкафу, снимать с полки словарь, чтоб только УТОЧНИТЬ слово.
Говорить в трубку: «Мне надо закончить статью, сегодня звонил редактор».
Рассуждать об умном на фуршетах, а на груди и в ушах чтоб — старинное серебро с розовыми кораллами или бирюзой.
Чтоб в дальнем кабинете, по коридору налево, сидел за компьютером муж-ученый, любовь с которым продолжалась бы вечно.
Чтоб все говорили: «Высокие отношения».
Чтоб, положив книжку на прикроватный столик, перед тем как выключить свет в спальне, он замечал:
«Дорогая, ты выглядишь бледной, сходи завтра к профессору Мурмуленскому. Непременно».
А иногда хочется быть такой своей для всех в доску.
С короткой стрижкой.
И красить волосы, губы и ногти оранжевым.
И ходить в больших зеленых ботинках, с индийской сумкой-торбой, с наушниками в ушах, с веревочками на запястье.
Все время везде опаздывать, вопить в курилке: «Я такую кофейню открыла!.. Вы пробовали холотропное дыхание? — отвал башки!».
И чтоб аж дым из ушей.
Захлебываться от впечатлений.
Не успевать спать.
Собираться на Гоа в феврале.
Сидеть в офисе за «маком».
Вокруг чтоб все увешано разноцветными стикерами с напоминаниями: «придумать подарок Машке», «напомнить Витьке про ужин в среду», «купить новые лыжи».
На рабочем столе чтоб фотографии детей в бассейне и в океане, портреты собаки лабрадор (почившей) и бородатого мужчины в странной желтой шапочке.
Быть всю жизнь замужем за одноклассником, который за двадцать лет, представьте, так и не выкинул ни одного фортеля. Да еще и мирится со всеми этими друзьями, вечеринками, транжирством и немытой посудой.
«Ты заедешь за мной в восемь?» — «Конечно, зая».
А иногда хочется побриться на лыску и повязать платочек.
Вымыться в бане хозяйственным мылом, но пахнуть какими-нибудь травками, полынью там или мятой.
Научиться молиться, читать жития святых, соблюдать посты.
Назвать сына Серафимом, подставлять, хотя бы мысленно, другую щеку.
«Ты этого хотел. Так. Аллилуйя. Я руку, бьющую меня, — целую».
Излучать доброжелательность и чтоб не натужно так сиять от внутренней гармонии.
Принести из церкви святую воду в баллоне, поставить ее в холодильник.
И когда муторно на душе, умываться ею.
И советовать мамашам, что если у ребенка температура, достаточно просто сбрызнуть.
И чтоб это действительно помогало.
А еще ужасно хочется пойти в официантки.
Купить накладные ресницы и полное собрание сочинений Дарьи Донцовой.
Научиться ходить на каблуках, флиртовать с посетителями, чтоб они больше оставляли на чай, говорить: «А вот попробуйте еще «карпаччо», уж очень оно у нас замечательное».
Ходить в кино, копить на машину.
Бросить бармена, закрутить с поваром-итальянцем.
Висеть на доске почета как работник, раскрутивший максимальное число лохов на дорогое французское вино, которое они сроду не отличат от крымского.
Пить сколько хочешь горячего шоколада из кофе-машины.
И уже разлюбить греческий салат.

А что мы имеем на деле? Пока только черную водолазку.

Полина Санаева

Дружить со мной нельзя, любить меня - не можно!
Прекрасные глаза, глядите осторожно!
Баркасу должно плыть, а мельнице - вертеться.
Тебе ль остановить кружащееся сердце? (с)

на плечах засыпают птицы,
просыпаются к девяти.

мы не знаем, на что нам злиться, и куда нам теперь идти.

август дарит свои закаты,
поцелуи,
иргу и мёд.

мы не знаем, куда нам надо,

просто верим, что кто-то ждёт.

не море говорит с набитым ртом
по-гречески, похоже, и притом
ругается, как матросня в притонах,
о, черное, о, что оно несет,
и сразу видно — перс его не сек,
еврей не рассекал до впадин донных
да где его воспитывать, кому,
не сыщешь воспитателя в Крыму,
куда пойти — к туристам ли, татарам,
давно плевать волнам его, ветрам
на мой укор и красноморский шрам,
и царственную плеть над Гибралтаром
мы с хулиганом этим говорим
о том, что вытек раскаленный Крым
как будто крем из дырочки в эклере
из континента — и застыл едва,
и море выдает порой слова,
что и гребец краснел бы на галере

дмитрий легеза

дочь Марго: дмитрий легеза

дочь Марго,
спасибо за автора

Битте зер)
самой нравится тоже.

В такую погоду, желательно жить вместе:
Ходить по квартире в носках и пушистых халатах,
На кухне готовить пирог и испачкаться в тесте,
В него добавляя орехи, изюм и цукаты…
В такую погоду желательно стать проще:
Принять теплый душ, вместе встав под горячую воду,
Забыть о диете и вечном желаньи быть тощей,
И в чай себе смело добавить немножечко меда!
В такую погоду желательно быть дома!
(Хозяин на улицу даже собаку свою не отпустит)
Добавить в пирог для пикантности капельку рома,
Добавь в любовь для пикантности капельку грусти…
В такую погоду желательно жить вместе!
И пусть за окном целый день вновь бушует ненастье,
Но этой погоде назло, вроде, в качестве мести,
Вдруг просто принять этот день как огромное счастье!

Юлия Олефир

Лапа моя, лапа,
Носа моя, носа,
Я научусь плакать
Тихо и безголосо.
Я научусь думать
Много и без истерик,
Гордость запру в трюмы
И научусь ВЕРИТЬ!

Чуда моя, чуда,
Рада моя, рада,
Хочешь, с тобой буду
Весь выходной рядом?
Хочешь, прижмись с лаской
Мокрым своим носом.
Хочешь про снег сказку?
Только ЖИВИ, пёса!
Роберт Рождественский

он же:

Дворовых собак
по-особому холят
за то, что они,
на луну подвывая,
от будки до дома
все ходят и ходят
под гулкою проволокой.
Как трамваи... Я их не тревожу.
Я с ними не знаюсь.
За это
они меня вправе облаивать...
Но жарко читать мне
спокойную надпись:
"Собак без ошейников
будут вылавливать".
За что их?
За внешность?
За клочья репейника?
За пыльную шерсть?
За неясность породы?
За то, что щенками
доплыли до берега?
Доплыли
и стали ошибкой природы?..
Собаки-изгои.
Собаки-отшельники.
Надрывней поминок.
Ребенка добрее.
Они бы надели
любые ошейники, надели бы!
Если б ошейники грели.
За что их?
У них же -
душа нараспашку.
Они ж
в Человечество верят
отчаянно!..
И детское:
"Мама, купи мне собачку..." -
в собачьих глазах
застывает печалинкой...
И вот, -
разуверившись в добрых волшебниках,
последнюю кость
закопав под кустами, -
собаки,
которые без ошейников,
уходят в леса.
Собираются в стаи...
Ты знаешь,
у них уже -
волчьи заботы!
Ты слышишь:
грохочут
ружейные полымя!

Сегодня мне снова
приснятся заборы.
И лязги цепные
за теми заборами.

Ещё немного – и забыть о лете,
Бумажным змеем выпустить из рук.
И жухнет лист, и мы уже не дети,
И нас не мамы будят поутру.

Приходит осень ровно на три такта,
И мы, конечно, знаем наперёд,
Что всё случится так-то или так-то,
Что поболит немного, и пройдёт.

И заострится зрение и чувство,
И можно снова видеть, уходя,
Как белый свет, отстиранный до хруста,
Глядится в окна, влажный от дождя.

И эта нежность, глупая, смешная,
Берёт за горло, как за рукоять,
И никогда уже не отпускает.
И только так и может удержать. (с)

Лагерта: А что мы имеем на деле? Пока только черную водолазку.

Жизнь – полотно…
Прикладывая лекала,
Хочется выкроить счастье
Свободной рукой…
Но где-то пятно -
Над тканью уже рыдала.
Дрогнет запястье,
И вот уже крой не такой…

Где-то потертости,
Где-то заплатки для прочности,
Где-то растяжки
От родов и складки бессонниц.
Но из-за гордости
Не позволяешь неточностей,
Это замашки
Ученых, больных, беспризорниц…

Вроде не голая -
Есть, чем прикрыться и спрятаться
В мысли, проблемы, дела,
Круговерти страстей…
Хочется нового
Платья… Но так, чтоб не вляпаться,
Так, чтобы в нем умерла
На скончании дней.

Жизнь – полотно.
И у каждого есть своя выкройка.(с)

Я благодарна тебе за опыты,
3а то, что слёзы текли рекой,
И, несмотря на мучения тяжкие,
Мне удалось остаться собой.

Ты думал можно меня сломать,
Погнуть, подстроить и сделать карманной,
А потом долго в руках сжимать
И наблюдать, как рыдаю в ванной.

Ты так искусно меня "травил",
Словами нежными в громких признаньях
И только робко так добавлял,
Что не одна я в душевных терзаниях.

Я даже верить тогда не хотела,
Что так цинично ты мог поступать.
Смотреть в глаза, улыбаться, смеяться,
И о своей правде тихо молчать.

Но так бывает, есть в Жизни дороги,
Свернуть с которых так сложно порой,
Но если сделать усилие воли,
То будет повод гордиться собой!

Лилия Шелег

Ты, случайно, не держишь слово.
Губы – мелкое решето.
Я к подобному не готова.
Ты, случайно, теперь — никто!

Ты – случайно и я – случайно.
Ты же любишь такой расклад?
Что удобен необычайно:
И не прав, и не виноват!

«У случайности нет причины,
Просто звезды легли вот так»
Что за логика для мужчины?
Ты, скорее всего, – слабак...

В ситуации чрезвычайной,
Просто бросишь на произвол.
Ты, наверно, попал случайно
В категорию — сильный пол.

Златенция Золотова

Я не заметил, как она ушла
Я не заметил, как она ушла
Мария Куткар
Я не заметил, как она ушла.
Не мог поверить, что не возвратится.
Но стала замирать моя душа
От мысли, что и без меня ей спится.

Копится стали кружки на столе
И в доме стало неуютно сразу.
Я чаще стал прокручивать в уме
Ее, когда-то сказанную, фразу:

«Я знаешь, очень ведь тебя люблю!
И все твои проблемы понимаю,
И всю себя тебе я отдаю.
Взамен же - ничего не получаю.

Я – женщина. Мне хочется тепла,
Улыбок по-весеннему счастливых.
Мне хочется, чтоб я была нужна,
Как воздух, чтоб была необходима.

А ты не замечаешь ничего.
И я не удивлюсь, если однажды
Уйду, и не заметишь ты того,
Что уходить не хочется мне даже».

И сердце переполнило виной,
И я вдруг осознал – она права.
Она была мне самой дорогой,
А я ведь не заметил, как ушла…

Цените тех, кто делит с Вами жизнь.
Умейте слышать, понимать любимых.
Теряя близких, мы теряем смысл
И это иногда непоправимо.

Оскар Уайльд

Тебе в подарок – голубки,
И перстень золотой,
А мне верёвка из пеньки,
И дуб в тени густой.

Тебе – Слоновой кости Дом,
Из белых роз покров,
А мне – кровать узка, и сном
Вершит болиголов!

Тебе – роз алых нежный приз,
Душистый мирт, жасмин,
Мне – рута, стройный кипарис,
Прекрасный розмарин.

Мужчины льнут к твоей руке,
Мертвец – среди травы,
А мне ты лилии в песке
Взрасти у головы.